В ожидании «робота Рембрандта»: когда машины начнут творить по-настоящему?
Виолончелист Ян Фоглер считал, что искусство делает нас людьми. Но что, если машины тоже начнут творить искусство? Выше, например, вы можете увидеть, что уже умеют создавать разного рода искусственные интеллекты в творческой области. Справа на изображении находится компьютер с ИИ, который учится на снимках с граффити. Он управляет плоттером, который распыляет воду на бетонные блоки (слева). Полученные шаблоны представляют собой форму компьютерного искусства.
Можно ли назвать это искусство настоящим? Если да, то нам придется смириться с тем, что какая-то часть нашей человечности – та часть, о которой говорил Фоглер, – будет освоена машинами. Если же нет, нас может утешить тот факт, что хотя машины занимаются художеством, в этом художестве нет тонкого искусства.
Когда искусство творится для удовлетворения потребностей третьей стороны – в данном случае программиста, который обучает компьютер, – это иллюстративное или коммерческое искусство, а не высокое творчество. Чтобы ИИ был способен произвести продукт высокого творчества, это должен быть его собственный продукт: автономно и независимо созданный машиной, выкованный собственной ее эстетикой. Только в таком случае искусство перестанет быть пассивным продуктом человеческого творчества.
Появится ли когда-нибудь настоящий искусственный художник?
8 января 2018 года была проведена выставка, посвященная эстетике и искусству искусственного интеллекта, в Окинавском институте науки и техники (OIST) в Окинаве, Япония. В центре внимания выставки была концепция истинного изобразительного искусства искусственного интеллекта. Единственной проблемой для кураторов выставки было то, что искусства такой категории пока не существует.
Чтобы обойти этот неудобный факт, выставочные стенды были разделены на четыре категории: человеческое искусство и человеческая эстетика; человеческое искусство и машинная эстетика; машинное искусство и человеческая эстетика; машинное искусство и машинная эстетика. В первой категории была коллекция обычного человеческого искусства, начиная с эпохи Возрождения. Во второй и третьей категориях представлена коллекция гибридного человеко-машинного искусства. В четвертой категории не было машинного искусства, потому что оно пока не отражает машинную эстетику. В этой категории стенды были практически пустыми.
Каждая категория учит нас своим урокам. Искусство в первой категории показывает историческую трансформацию эстетики от перспективы Бога до человека. По большей части системное искусство XX века во второй категории включает минимализм, серийную музыку и визуальную поэзию, характеризуется использованием правил или математических форм. Системным искусством можно считать открытую в 1889 году Эйфелеву башню. Против строительства башни выступали многие известные деятели искусства, в том числе художник Уильям Адольф Бугро и романист Ги де Мопассан, поскольку увидели в ней простой внешний вид и машинное оформление, словно отвратительное отрицание эстетики человека. Тот факт, что Эйфелева башня привлекает многих сегодня, стал главным уроком второй категории: наш эстетический смысл может быть изменен математикой и машинами. Третья категория содержит так называемое медийное творчество, созданное машинами и искусственным и показывающее, что даже в роли пассивного продукта человеческого творчества современный ИИ способен создавать объекты красоты.
Вкупе первые три категории выставки описывают неполную дугу. Мы видим рождение человека-автора и зарождение ИИ-автора. Но появится ли когда-нибудь по-настоящему искусственный художник? Можем ли мы ожидать, что эстетика однажды родится в полностью машинном мире, без участия человека? Этот вопрос был в центре выставки: будет ли у ИИ когда-нибудь собственная эстетическая автономия?
Платон утверждал, что «истинное, хорошее и прекрасное» имеют ценность сами по себе. Красота имеет ценность сама по себе, а не потому, что служит какой-то другой цели. Мы делаем добро ради себя и так далее. Чтобы машина могла создавать свое собственное изобразительное искусство, она должна удовлетворять изречению Платона и создавать без какой-либо утилитарно цели. Открытый вопрос заключается в том, смогут ли машины когда-нибудь это сделать.
Одна из причин для оптимизма состоит в том, что люди – это не единственные существа, способные творить без использования. Например, шимпанзе может чертить ради удовольствия. На выставке в Окинаве были показаны рисунки пяти шимпанзе и бонобо, принадлежащие профессору Киотского университета Тетсуро Мацузаве, и все они классифицируются в четвертой категории, как бы напоминая нам, что в этом мире возможно чистое творчество без участия человека. Если бы животные рисовали за бананы, их бы не включили в эту категорию, потому что тогда искусство творилось бы не ради самоцели.
Чтобы ИИ догнали шимпанзе, им нужно преодолеть две ступеньки. Во-первых, ИИ должны научиться ставить собственные цели. Цели современных ИИ определяются людьми, которые пишут код, оценивающий, насколько хорошо или плохо работает алгоритм. Первый предмет машинного искусства, который можно будет внести в четвертую категорию, потребует собственных функций оценки.
Это не только возможно, но уже достигнуто. Фактически, если бы вы посетили выставку на Окинаве, вы бы увидели это своими глазами. Кендзи Дойя, профессор подразделения нейронных вычислений OIST и его команда провели эксперимент под названием «Могут ли роботы находить собственные цели?». Они поместили коллекцию роботов, сделанных из смартфонов, на колеса. Роботы могли свободно кататься, находить собственные места для зарядки и обмениваться программами, сканируя чужие QR-коды. Зарядка была аналогом приема пищи, а обмен программами – аналогом воспроизводства. Роботы, которые не заряжались, прекращали работать, а те, которые не обменивались программами, не передавали свою «ДНК» следующим поколениям. Со временем роботы начали определять собственные цели: некоторые переставали заряжаться, чтобы преследовать других роботов, например. Такое поведение не было запрограммировано. Эти результаты убедили Дойя, что роботы могут ставить себе цели самостоятельно.
Когда ИИ начнет творить высокое искусство, мы сможем это понять?
Второй шаг, который нужен для того, чтобы ИИ творил, состоит в том, чтобы развивать вторичные цели – которые существуют только чтобы служить первичным целям – в сами первичные цели. Предположим, к примеру, что первичная цель организма или машины – размножение. Секс – один из методов размножения, поэтому секс будет подцелью. Чтобы был секс, нужно привлечь партнера, и это будет подподцель. Чтобы привлечь партнера, нужно быть симпатичным, и это будет подподподцелью и так далее. Но у людей секс и красота партнера сами по себе стали ценными. Как секс ради секса стал ценным, так и искусство ради искусства. Когда ИИ определит собственные цели, а затем начнет преследовать их на свое усмотрение, он будет на пути к созданию собственного высокого творчества.
Как мы узнаем, что ИИ стал настоящим художником? Мы можем научить ИИ нашей собственной истории искусства, чтобы поощрить создание вывода, который мы узнаем и поймем. С другой стороны, необученный ИИ вероятнее всего создаст нечто совершенно оригинальное или даже неузнаваемое.
Настоящее творчество для ИИ будет одновременно мучительно скучным и очень стимулирующим, и собственно так будет виден прогресс. Красота, в конце концов, не может быть определена количественно, и сам поиск определения эстетики движет искусство вперед. Реализация ИИ принесет новые аспекты этим вопросам. И тогда наступит триумф материализма, еще более разрушающий особую специфику человеческого рода и открывающий мир, в котором нет ни тайны, ни Бога, в котором люди – просто машины. Если это так, мы увидим новое поколение художников, а вместе с ними и новые Эйфелевы башни за пределами нашего самого дикого воображения.
